«У многотиражной газеты своя специфика…»

Близилась к окончанию моя заочная учеба на факультете журналистики Воронежского государственного университета. Нужно было срочно трудоустраиваться по специальности.
В Белоруссии, где я жил в то время, такой возможности не было, и я обратился к знакомому редактору газеты «Брянский комсомолец» Алексею Новицкому с просьбой взять меня к себе на работу. В конверт с письмом вложил несколько вырезок со своими публикациями в различных СМИ. Вскоре из Брянска пришел ответ. Алексей, положительно оценивая мое творчество, предлагал все же сначала встретиться, чтобы обговорить, обсудить детали. Последний раз мы виделись с ним несколько лет назад, и он, наверно, опасался, как бы я за истекший период не переменился в худшую сторону, скажем, не заболел извечной русской болезнью. Я счел, что Новицкий в принципе не против мне помочь и, упаковав быстренько чемодан, выехал в Брянск.

Пока разыскивал редакцию, которая находилась тогда в старой, центральной части города, на улице, круто спускавшейся к берегу Десны, пока поднимался по лестнице на третий или четвертый этаж солидного комфортабельного под серый гранит здания, меня не покидало недоброе предчувствие. И я не ошибся. Алексей даже вздрогнул, увидев меня на пороге собственного кабинета. Он явно не ожидал, что я приеду в такую даль «засвечиваться» на «профпригодность». Дня два, однако, Новицкий водил меня за нос, ссылаясь на занятость. Он и впрямь редко задерживался на месте больше пяти минут – то и дело куда-то убегал, возвращался, снова убегал. Бюро обкома, совещания… Какие-то специальные неотложные вызовы «наверх»…
Наконец, Новицкий принял меня. И начал без обиняков:
- Работа, Николай, в «Брянском комсомольце» совсем не проблема. Хоть завтра приступай. А вот жилье… Квартиры тебе у нас не получить никогда. Не будешь же ты век маяться по гостиницам? Знаешь что: поезжай-ка к Александру Самойловичу Брону в газету «Автозаводец». Это, кстати, одна из лучших многотиражек в области. А редактор и вовсе корифей, каких поискать. Поселит он тебя в заводское общежитие. А там, со временем, глядишь, и к нам переберешься. Между прочим, «Автозаводец» давно считается своего рода трамплином. Сколько через эту контору людей прошло! Туда, не скрою, в ссылку отправляют, год-два проходит – и человек оказывается в таком месте, таком издании… Впрочем, ты скоро сам убедишься в этом…
Дождавшись, пока Алексей свяжется по телефону с Броном, я первой же электричкой отправился в Бежицу – в один из районов города, где находился автомобильный завод, выпускавший автогрейдеры, другую дорожную технику, а также детали для военной, космической отраслей. На нем, к слову, трудилось тогда свыше двадцати тысяч человек.
От центра Брянска до Бежицы – езды не менее сорока минут на электричке. Я смотрел в окно на проплывавшие мимо нескончаемые болота, луга, поросшие кустарником, изрезанные ручьями, озерцами, речушками, и ловил себя на мысли, что давно уже вырвался за городскую черту. Ан нет. Поезд накручивал километры все еще в городе, привычно таща сотни пассажиров из одного его конца в другой.
До войны Бежица была самостоятельным населенным пунктом. После победы, когда начался бум возрождения областного центра, Бежицу, буквально напичканную промышленными предприятиями, присоединили к Брянску.
И вот я у проходной завода-гиганта. Вскоре возле бюро пропусков появляется сам Александр Самойлович Брон. Он такой, каким нарисовал мне его Новицкий. Среднего роста, крепко сбитый, с коротким жестким ежиком седых волос, круглым, кирпичного цвета, лицом.
Александр Самойлович дружески жмет мне руку и приглашает подняться в редакцию, расположенную на третьем этаже административного корпуса.
Редакция, - пожалуй, громко сказано. Две крохотные комнаты рядом с парткомом завода, даже для трех-четырех оказавшихся в этот момент на месте сотрудников, тесноваты. А когда вскоре собирается коллектив почти в полном составе, приходится в буквальном смысле тереться друг о друга. Официально в штате числятся – Брон, ответсекретарь Борис Каченовский, между прочим, мой давний хороший приятель, известный писатель, а также бухгалтер и машинистка. Неофициально сотрудников в «Автозаводце» - человек десять-двенадцать. Большинство оформлены на различных должностях в каких-то производствах и с чьей-то легкой руки именуются «подснежниками». Скажем, Женя Королев, отвечающий за партийную жизнь, - значится токарем станков с числовым программным управлением, Александр Задорин – слесарем-сборщиком цеха сборки. Мне предлагается занять вакансию инженера-конструктора. Должность солидная, звучит громко, а оклад 120 р. Рабочие специальности оплачиваются куда лучше. Спорить не могу и не хочу. Спасибо и на том.
Постепенно знакомлюсь с коллегами. Ребята, для приличия посидев немного молча, вновь оживляются, по привычке перебрасываются шутками, подковырками. Узнаю: Королев до недавних пор работал в областном журнале «Блокнот агитатора» главный редактором. После развода с женой – дочкой одного из крупных партийных функционеров – в мгновение ока оказался на улице. Евгений Сысуев – бывший старший редактор областного телевидения – погорел на пьянке. Судя по репликам коллег, он и теперь с Бахусом на короткой ноге. У Евгения слегка воспаленные глаза, нездоровый румянец на щеках.
Сашка Задорин почти год назад ушел из труппы драматического театра, как говорит, по собственному желанию. Но его желание явно не было с ним согласовано. Опять эта проклятая российская страсть выбила нашего брата из седла!
Пожалуй, только совсем юная с очами-маслинами и длинными черными волосами, похожая на колдунью, Вера Певзнер да Борис Каченовский приплыли к гостеприимному берегу «Автозаводца» по личному хотению. Вера, пробующая свои силы в поэзии, недавно окончила школу, а Борис, завершив работу над очередной книгой, решил на время поменять вольные писательские хлеба на хлеба наемного служащего. Пока тот гонорар за книгу дождешься! Можно и с голоду умереть!
Мои коллеги, люди разных возрастов, характеров, чувствуется, давно притерлись, без опаски делятся друг с другом своими маленькими секретами и тайнами. Вот Женька Королев, одетый с иголочки, в аккуратно отутюженный клетчатый костюм-тройку достает из ящика письменного стола черные нарукавники, натягивает их выше локтей и не спеша принимается раскладывать на салфетке домашнюю снедь: молочные сосиски, бутерброды с сыром и маслом, нарезанную тоненькими ломтиками копченую колбасу…
- Видите, как моя новая теща заботится обо мне, - не без гордости полушутя-полусерьезно, замечает Женька.
- Да уж, с этой тещей тебе от жены так просто не сбежать. Будет держать всеми силами, - откликается острый на язык Задорин.
- Ты вот что, Сашок, вместо того, чтобы острить, включил бы лучше чайничек. Кто это у нас сегодня дежурный?
- Я, я, - спешит к электророзетке, довольный чем-то Задорин.
Вскоре напротив каждого появляется чашка ароматного – с пылу – с жару – кофе с каким-то особым пикантным вкусом.
- Привыкай, - шепчет Задорин, - пододвигая поближе ко мне тарелку с королевскими бутербродами. – Напиток с коньяком. Мы каждый день этим коктейлем балуемся. – Т-сс, - Сашка приставляет палец к губам и взглядом показывает на комнату, где только что укрылся Брон.
- А он строгий? – спрашиваю шепотом я, считая, что сейчас самый раз выяснить такую подробность.
- Нормальный, но со своими закидонами. А, в общем, он сам по себе, а мы сами по себе.
Вскоре редактор выходит с портфелем из комнаты, служащей ему кабинетом, и, ни слова не говоря, покидает пределы редакции.
- Счастливчик, уже отработал, - докладывает Задорин. – Покатил к своей Сарре…
Выясняется, что Александр Самойлович живет в Брянске и почти ежедневно уезжает электричкой домой на два, на три часа раньше положенного распорядком времени. Пробовали его приструнить в парткоме, да все напрасно.
- Скоро и мы пойдем по цехам, - заканчивая уплетать тормозок, объявляет Королев.
«Пойти по цехам» - означает уйти с работы досрочно.
- А Александр Самойлович за это не спросит? – вновь проявляю я наивное любопытство.
- Я же тебе сказал, что у нас каждый сам по себе, - немного раздраженно растолковывает мне Задорин. – Мы его не пасем, он – нас. Главное, секретарю парткома на глаза не попасться. Вот тогда влетит. Мы у него как бельмо на глазу. Возможно, замер сейчас у стены, приложив алюминиевую кружку к уху…
- Неужели подслушивает?
- Еще как подслушивает!.. И сигнализирует куда надо! Он ведь из бывших энкэвэдешников.
Остерегаться партийного стукача сотрудникам «Автозаводца» стоит. Всякую свободную минутку посвящают обсуждению внутренней и внешней политики, при этом достается даже «чести и совести нашей эпохи». Анекдоты о дорогом Леониде Ильиче – с утра до вечера.
Самые популярные, конечно, на тему Продовольственной программы. Вот, к примеру, такой: «- Леонид Ильич, к коммунизму идем, а жрать нечего.
- А в дороге никто кормить и не обещал».
Правда, в отличие от городской, в торговой сети автозавода снабжение сравнительно неплохое. Постоянно продается кроваво-красная колбаса из конины. Никогда не исчезают из продажи котлеты-полуфабрикаты – жесткие, почти резиновые. Причем, чем больше их жаришь, тем резиновее становятся.
Не выводится на прилавках фасоль тушеная со свининой.
К праздникам в ОРСе выбрасывают мясо самой низкой категории, зеленый горошек в пол-литровых стеклянных банках. Достать сардельки, сосиски, сгущенное молоко, шпроты можно по большому блату и из наших сотрудников подобные деликатесы вкушает только Женька Королев. И все благодаря своему браку по расчету – то ли теща, то ли тесть у Женьки занимает довольно высокую ступеньку в служебной иерархии. За это ему приходится неустанно славить партию и правительство со страниц родной многотиражки. То он готовит целый «подвал» с партийного собрания или с пленума парткома, то дает объемную подборку откликов руководителей и простых работяг, где они в ответ на решения ЦК клянутся выполнить намеченные предначертания. Надо сказать, подобные материалы приходилось организовывать и писать каждому корреспонденту.
Когда на следующий день меня пригласил «на ковер» Брон, я подумал, что получу от него именно такое задание. Но Александр Самойлович позвал для другого.
- Ты, я слышал, работал раньше в районной газете, - сказал мне редактор. – Хочу попросить тебя забыть об этом. У нас своя специфика, свои требования. Во-первых, девиз многотиражки: краткость и еще раз краткость. И никаких штампов. Читатель рабочий и с ним надо изъясняться на простом, доступном языке.
- Да, и еще, чуть не упустил. До каждого сотрудника доведена норма. Она, можно сказать, чисто символическая, тысячу строк в месяц. Имей в виду: выдашь восемьсот строк, двести запишу тебе в долг. В следующем месяце придется уже не тысячу сдавать, а тысячу двести.
- Предприятие у нас градообразующее, - продолжал редактор. – Имеем свою школу, свой Дворец культуры, свой спортивный комплекс, базу отдыха, поликлинику… Так что выбор тем для журналиста большой.
Я попросил Александра Самойловича закрепить меня за социальной сферой.
Через пару дней из парткома сообщили, что во Дворце культуры намечена встреча с женой известного партизанского командира Дмитрия Медведева, разведчиком медведевского отряда Борисом Зюковым и легендарной Валентиной Довгер, с той самой, которая вместе с Николаем Кузнецовым по заданию Центра должна была казнить гаулейтера Украины Эриха Коха.
Когда-то Дмитрий Медведев начинал биографию в Брянске, в Бежице и не случайно Дворец культуры теперь носил его имя.
Моей целью было проинтервьюировать гостей, выведать у них что-нибудь любопытное… С первых же минут общения я понял, что это почти безнадежное дело. Супруга Медведева, полноватая седая преклонных лет дама, капризно отворачивалась в сторону. Довгер, высокая, худая, как жердь, рыжая – настоящая немка! - ежесекундно прикладывая к вискам влажный носовой платок, морщилась от боли: она наверняка страдала мигренью. И только Борис Зюков, подтянутый моложавый не по годам мужчина, отдувался за всех. Борис Борисович ответил на все мои вопросы и тут же передал для нашей газеты главу своей книги, повествующей о борьбе народных мстителей на украинской земле. В конце концов, Борису Зюкову удалось смягчить для корреспондента приехавших с ним дам. Т.Медведева даже черкнула читателям «Автозаводца» на листке бумаги:
«Я считаю рабочую Бежицу своей второй родиной с конца 50-ых годов. Много раз бывала в клубе БМЗ (Брянский машиностроительный завод) и на датах освобождения Брянщины от немецких захватчиков. В юбилейном году нашей Родины желаю всем больших успехов. Надеюсь, что рабочие БАЗа справятся со своими обязательствами.
Т.Медведева
20.III.77»
В ближайших номерах многотиражки опубликовали и этот автограф, и отчет о приезде знаменитых людей, и отрывок из повести Бориса Зюкова. Я незамедлительно отправил газетные номера с публикациями Борису Борисовичу в Москву. С ответом мой новый знакомый не задержался.
«Письмо ваше с газетами получил, - извещал меня московский адресат. – Спасибо. Прочитал и вижу, что с Вами можно иметь дело. За это я приготовил Вам сюрприз. Недели две тому назад я послал в Брянский краеведческий музей большой очерк «Солдаты Дзержинского» - о медведевских чекистах. Кроме Дмитрия Николаевича чекистами были три его брата и сестра. В письме зам. директора музея по научной части я прошу перепечатать этот материал на машинке и один экземпляр передать лично Вам. Очерк Вы можете опубликовать к 100-летию со дня рождения Дзержинского, только немного раньше, чтобы центральная печать вас не опередила. На всякий случай посылаю свою фотографию 1943-его года (видите, каким я был тогда бандитом, хоть и в шляпе).
Жму руку. Привет всей вашей
редакции.
Борис Зюков, 15.V.77, Москва»

Сашка Задорин был прав, когда утверждал: в редакции «Автозаводца» у каждого своя жизнь. Александр Самойлович делал вид, что крепко держит управление коллективом, а мы, сотрудники, старались убедить Брона в том, что беспрекословно выполняем его волю. Впрочем, однажды запущенный механизм действовал безотказно. Газета выходила номер за номером, освещались важные значимые события, всякие акции типа «Пятилетке – столько-то ударных дней, недель» и т.д. Но мы, журналисты, не забывали и о себе. Умели хорошо отдохнуть, расслабиться. Когда за Броном закрывалась дверь, вспоминали о непочатой бутылочке коньяка, хранящейся на дне ящика стола, а то спешили всей гурьбой не в самое близкое кафе. Часто мы выезжали на природу в пригород, где на какой-нибудь лесной полянке, в окружении белоствольных красавиц берез, разжигали костер, наскоро оборудовали мангал.
Королев и Сысуев, не рассчитав сил, бушкались, выясняя отношения. Вера Певзнер, обняв березку, пыталась поэтическим воем остудить разгоряченную толпу собратьев. Стихи у Веры были мелодичные, певучие, но настолько туманно-загадочные, что сама Белла Ахмадуллина, которой Вера подражала, вряд ли бы что-либо в них поняла. Особа на редкость экзальтированная, впечатлительная, Певзнер от обиды за невнимание к ее творчеству могла даже прибегнуть к суициду, сунуть голову в петлю, сделанную наскоро из пояса шелкового платья. Конечно, горячую поэтессу всегда успевали вовремя освободить от удавки.
есколько раз в отсутствие Брона я принимал приглашение Бориса Каченовского и его жены телевизионного режиссера Галины Сафоновой на пироги – Галина Семеновна была большая мастерица печь их с капустой и рисом. Дважды, если не больше, выбирался с Сашкой Задориным в гости к его матери, заведующей модной дамской парикмахерской. Вкус домашнего супа, приготовленного задоринской мамой, помнится до сих пор. Справедливости ради, - и мат, на котором почему-то изъяснялись эти вполне интеллигентные культурные люди.
Очень редко, к сожалению, выбирался я с коллегами в кино, а посмотреть спектакль, хотя рядом находился свой агитатор и пропагандист театрального искусства, мы, кажется, так времени и не нашли.
Однажды Борис Каченовский уговорил пойти на итальянский фильм «Конформист», чудом проскочивший советскую цензуру – картина рассказывала об эпохе Муссолини. О том, как приспосабливались люди при фашистском правлении. Это, в сущности, был фильм о нас, живущих в Советском Союзе, в том числе и о подавляющем большинстве журналистов, не только не осмеливавшихся выступать против существующего режима, но и умудрявшихся восхвалять безудержно систему.
«Конформист» шел в кинотеатре «Победа», имевшем печальную известность. После войны кинотеатр строили немецкие военнопленные. И вот где-то в середине шестидесятых здание неожиданно рухнуло в разгар сеанса, похоронив под обломками порядка двухсот человек – была ли это диверсия немцев или результат головотяпства тогдашних советских инженеров-архитекторов выяснить не удалось.
Честно сказать, как-то не уютно чувствовал я себя, сидя в этом зале.
первый же день работы в отделе кадров выдали мне пропуск. Теперь при входе на завод я предъявлял охраннику этот документ. Изредка приходилось его показывать и вечером, когда покидал территорию предприятия, особенно, если на проходной дежурил кто-то новый. Впрочем, с северной стороны завода, со стороны сталелитейного комбината, какое-либо ограждение отсутствовало. Не была выставлена здесь и охрана. Так что желающий мог спокойно зайти и выйти в этом месте, не привлекая к себе внимания. Однако на автомобильном не везде существовала такая вольность. Некоторые цехи, где изготавливалась военная техника и детали, о назначении которых не имели представления даже ИТР, пропускная дисциплина была на высоте. Как-то редактор поручил написать мне материал об одном из таких цехов, вернее, о новых тягачах-амфибиях, выпуск которых только-только осваивали. Амфибии изготавливали из сверхлегкой и сверхпрочной пластмассы.
- А ты у нас допуск в секретке не получил еще? – осведомился шеф. – Тогда тебе придется сперва заглянуть в четвертый отдел. Заодно оформи себе круглосуточный пропуск – мало ли когда понадобится явиться на завод ночью.
Кабинет, где располагался спецотдел, мы, газетчики, не жаловали, старались обходить его, как говорится, за три версты. А тут нужно было поневоле наведаться в святая святых. Пожилой мужчина в черном, сидящий за столом, смерив меня взглядом с ног до головы, спросил, куда и с какой целью я собираюсь. Напомнил, что я обязан хранить государственную тайну. А под конец предупредил, что писать я могу об увиденном, опуская подробности.
- Конечно, подробностей вам и не сообщат, - улыбнулся он.
Так я впервые приобщился к миру секретов.
Александр Брон продолжал меня удивлять. Только меня – мои коллеги давно ничему не удивлялись.
Раз в квартал, а то и чаще, он уезжал в командировки на родственные предприятия страны. Формально – для изучения опыта. На самом деле… Из Донецка Брон привез мебельный гарнитур, из Риги – роскошное пианино. В день возвращения шефа из дальней поездки, мы, сотрудники, с утра дежурили у подъезда броновского дома – затащить на пятый этаж громоздкий груз было нашей обязанностью.
Впрочем, Александр Самойлович, как совестливый человек, в долгу не оставался, в знак благодарности закатывал для подчиненных настоящий пир с грибочками, речной рыбкой в сметане, с солеными огурчиками-помидорчиками и прочими разносолами… Веселье нередко завершалось песнями и плясками под гитару хозяина. Брон неплохо владел инструментом. Коллеги воспринимали погрузочно-разгрузочные работы, сопровождавшие их вечеринки у главного, как нечто непреложное. Часто даже злились, что шеф долго не едет за мебелью.
- Неужели обставился? – сожалел Сашка Задорин.
- Вряд ли, - подбадривал друга Женька Королев. – Чтоб его потребности удовлетворить и коммунистического изобилия не хватит.
- Хотя бы уж, что ли, пригласил на дачу изгородь городить, - фантазировал Женька Сысуев, явно мучаясь с похмелья.
При таких порядках, заведенных в редакции, «Автозаводец» действительно являлся едва ли не лучшей многотиражной газетой не только в области, но и в автомобилестроительной отрасли Союза. Издание постоянно завоевывало награды на престижных конкурсах разного уровня.
Редактор воспринимал поощрения как должное, но не зазнавался, оставался самим собой. Похоже, он понимал, что личных заслуг его в этих победах самая малость, достижения – результат работы подчиненных, по большому счету, мастеров своего дела. Потому-то он и прощал им прегрешения вольные и невольные.
«Автозаводец» выходил два раза в неделю тиражом в три тысячи экземпляров (для заводского издания – тираж высокий), печатался в две краски. Отпечатанная газета поступала из городской типографии в экспедицию заводоуправления, где мы, редакционная братия, отложив писанину, фальцевали ее, распределяя по цехам.
Алексей Новицкий не преувеличивал, когда, напутствуя меня, сравнивал броновскую многотиражку с трамплином. Первым уходил от нас на повышение Сашка Задорин. Собственно, он возвращался в родной театр. Год понадобилось театральному руководству, чтобы оценить по достоинству талант артиста. Не прошел даром этот год и для самого Задорина. Он, если и не завязал с пагубной привычкой, то, во всяком случае, научился пить. Александр Самойлович воспринял увольнение сотрудника спокойно, даже равнодушно. Он, как оказалось, никого не пытался удерживать. И правильно. От него отправлялись не в изгнание, отправлялись пробивать карьеру. А для Брона – это было святым делом. Следующим написал заявление на уход Женька Королев. Теща подыскала-таки ему не пыльную, хорошо оплачиваемую должность.
Все чаще мысли о будущем посещали и меня. Куда двинуть свои стопы? А разве некуда? Я молод, передо мною столько путей! Вся жизнь!

Добавить комментарий