Юрий Кекшин — родился 1 сентября 1959 года. Малая родина – посёлок Хомутовка Курской области. Окончил Ульяновское высшее военно-техническое училище имени Богдана Хмельницкого.
Служил в Полтаве, в Смоленске. Печатался в журналах «Молодая гвардия», «Подъем», «Русская провинция», «Наркомат», «Воин России», «Человек и закон», газетах «Красная звезда», «Литературная Россия», «Завтра», «Московский литератор», «Российский писатель», «Советник Президента», поэтическом альманахе «День поэзии», поэтической антологии «Поэзию любят красивые люди» и других периодических изданиях, альманахах и сборниках. Автор нескольких поэтических книг. Лауреат литературной премии имени Николая Ивановича Рыленкова. Награжден специальным дипломом Курской областной организации Союза писателей России «За верность памяти Пимена Карпова». За особый вклад в развитие литературы и искусства малой родины поэту присвоено почетное звание «Курский соловей». Живет в Смоленске.
***
Я вновь объявился в родимом краю,
Разлука – мое окаянство.
Я это пространство до боли люблю,
Волшебное это пространство!
От светлого неба до темных болот
Люблю его ветры и воздух.
Сейчас здесь иной проживает народ,
Но те же – небесные звезды!
Вот только бы выдержать в сердце своем
Тоску, что зияет, как яма.
Когда опустеет родительский дом
И станет фантомом без мамы…
***
Я ночи дождался. Горит Водолей,
Сияют созвездия странные.
О, это сияние звездных огней,
О, звездное это сияние!
Ушли в сновиденья друзья и враги.
Шепчу им из древнего сада:
«А ну, раскрывайте свои кошельки
Под звездный огонь звездопада!».
Я – верный юродивый звездных ночей,
Я звезд воздыхание слышу.
Ты видишь меня, золотой Водолей?
Я вижу вас, звезды, я вижу!
***
Съежились кроны деревьев,
Ветер их бьет, не щадя.
Мокнет глухая деревня
От затяжного дождя.
Тучи чернеющей ратью
Вяло по небу ползут.
Выпал в заброшенной хате
Мне – нежеланный приют.
Липы громоздкие ветки
Бьются в оконный проем.
В этом строении ветхом
Заперт я хмурым дождем.
Здесь, в этом гибнущем доме,
Где только плесень и тлен,
Эхо тяжелого грома
Глохнет у сгорбленных стен.
День вечереющий гаснет,
Сном беспокойным маня.
Кажется, в этом пространстве
Гибнет Отчизна моя.
Здесь меня утро отыщет.
К печке разбитой прижмусь.
В это святое жилище
Я никогда не вернусь…
НА РОДИНЕ ПИМЕНА КАРПОВА*
Сквозь Турку, дух роняя тленный,
Стеной прополз бурьянный лес:
Накрыла мерзость запустенья
Простор его родимых мест.
Ни огонька крестьянской жизни,
Ни человечьего следа,
И в небо смотрит с укоризной
Колодцев чёрная вода.
Не зря он, видевший далече,
В том, окровавленном былом,
Пророчил нынешнюю нечисть
Своим талантливым пером.
Нечистой силе на потребу
Певца пустеющей земли
Ошмётки кожаного неба
Смертельно мучили и жгли.
Его, кто зрел в года лихие
Народа тяжкий недород,
Помимо нас – детей России –
Лишь край заброшенный поймёт…
_____________
*Пимен Карпов – выдающийся русский поэт и прозаик, друг С.А. Есенина, уроженец села.Турка Хомутовского района Курской области.
У МОГИЛЫ ОТЦА
Я стремился за счастьем и горем,
Как к земле дождевая вода,
Но ушли за кудыкину гору
И надежды мои, и года.
А за этой горою кладбище,
Спит кладбище за этой горой,
Где отца земляное жилище
Поросло перезревшей травой.
Как же больно кресту поклониться,
А ведь пасть на колени хотел.
Не успел я по-русски проститься,
Я проститься с живым не успел.
Бьёт наотмашь увесистый ветер
И морщины сдувает с лица.
Сто веков или тысячелетий
Отделяют меня от отца.
Пряча думы свои горевые,
В безответном пространстве стою
У подножья отцовской могилы,
Как у жизни своей на краю…
***
Я – странный скиталец, но легкий ходок,
Привычка дана мне такая.
Высокий туман на дорогу прилег,
Руками его раздвигаю.
С обочины сбился. Смеюсь – ну и что!
Туманного царства я житель.
Никто не отыщет меня здесь, никто,
Лишь ветер да ангел-хранитель.
***
Я жил, душою накренясь,
То к высоте небес, то к бездне,
Я погружал – и не раз –
В любовный свет и в тьму болезни.
Бывал я со спиртным на «ты»,
Не уклонялся я от битвы.
Я даже взращивал цветы!
Я даже сотворял молитвы!
Старался жить во весь размах,
Пытался быть лихим и смелым.
Но как же получилось так,
Что жизнь однажды пролетела?
***
Там, где распахана межа,
И там, где луг заросший,
По-разному болит душа,
Свой срок земной итожа.
По-разному струится тень
Для сердца и для ока,
Где покосившийся плетень,
И где забор высокий.
По грани света или тьмы,
Кто – кротко, кто – с упрямством,
По-разному стремимся мы
К последнему пространству…
***
Сидит у окна воробей,
Во взоре – немое страдание.
Жестокий мороз, не убей
Голодное это создание.
Пшена я насыпал ему.
Поешь ты, поешь, недотрога.
Сегодня и мне самому
До слезной тоски одиноко.
Гудит ледяной ветерок,
Корежа и тело, и душу.
Из сереньких перьев комок
Живет, невзирая на стужу…
СОРОКОВИНЫ МАТЕРИ
Привыкаю к тоске незнакомой,
Замерзаю от этой тоски.
Сквозь крыльцо опустевшего дома
Злой оравой растут сорняки.
Да и стены в жилище родимом
Паутиной седой поросли.
Как положено – скорбно и мимо –
Сорок дней беспросветных прошли…
ПОСВЯЩЕНИЕ МАМЕ
Наш домик на месте, а ты – на кладбище.
Я снова приехал домой.
Мне чудятся шорохи в отчем жилище,
Скорбит по тебе домовой.
Скорбят сквозняки и святые иконы,
Что горько пылятся в углу.
Давно не стучатся в окно почтальоны,
Лишь ливни стучат по стеклу.
Я тоже скорблю здесь ненастьем осенним,
Холодной унылой порой.
Ночами сиротские блеклые тени
По комнатам бродят со мной.
Ты слышишь меня, или нет – не гадаю,
Вовек не узнать мне ответ,
Но как же светло и как свято сияет
Давнишний твой фотопортрет…
***
Творить пытаюсь ночью длинной
По зову тяжкой кабалы.
Не жду от этой писанины
Ни похвалы, и ни хулы.
Я обессилен душным мраком,
Потоком лунного огня.
Листок исписанной бумаги
Измучен так же, как и я.
Мне сострадают только тени.
Вот так – с собой наедине,
Из слез, из боли, из сомнений
Стихи рождаются во мне…
***
Когда расстрельная заря
Среди жестокой были
Им залпом крикнула: «Не зря
Вы в этом мире жили»,
Один молоденький солдат,
Сползая в омут ямы,
Шепнул в пространство наугад
Одно лишь слово: «Мама…».
С тех пор, под солнцем и во мгле,
Бессмертно и упрямо,
Скорбя, гуляет по земле
Тот тихий выдох: «Мама…»
ВОСПОМИНАНИЕ ИЗ МОЛОДОСТИ
В кошельке – ни рубля, ни копейки,
А дорога до дома длинна.
Хорошо, что на мне телогрейка,
А во мне – два стакана вина.
Десять верст без труда отмахаю,
Весела ты, дорога домой.
Слава Богу, что мама живая.
Слава Богу, что батя живой.
***
Он рванулся сквозь темень на дот,
Не кричал и не гнулся,
Но, за десять шагов до высот,
Он о пулю споткнулся.
Он поднялся, споткнулся опять,
И поверил – что поздно:
Повернулась галактика вспять
И осыпалась грозно.
Он поверил, что кончился бег,
В муках смерти забился,
Окровавленный тающий снег
Его жизнью дымился.
А душа его с горних высот
С болью зрела, как с вражьей пехотой
Смертно бились родной его взвод
И его поредевшая рота…
ДОНБАССКАЯ БЫЛЬ
Неужто набат колокольный утих?
В тревоге родная держава.
Народ поделил на своих и чужих
Лукавый недремлющий дьявол.
Навязана русской равнине война,
Но праведно русской Слово:
- Ну, что же, сразимся с тобой, сатана,
Нам это, по сути, не ново.
***
Предсмертное эхо летало
Среди невысоких берёз:
Подранком косуля кричала,
Убитая в стылый мороз.
И всё – ни судьбы и ни света,
Ни милых безгрешных детей.
И шли по кровавому следу
Веселые люди за ней…
***
Кончилась неближняя дорога,
Очень был печален этот путь.
Я застыл у отчего порога.
Отчего боюсь вперед шагнуть?
В доме воет тишина густая.
Темень в окнах. Темень во дворе.
Знаю, в спальне мать моя больная
Тянется душой своей к заре…
***
Жизнь проходит то громко, то глухо,
То ударит плашмя, то – слегка,
Вот опять приблудилась разлука,
И опять пристегнулась тоска.
Как с другими всё это, не знаю,
Только вижу сквозь грузный туман,
Как от скорби листвой оседает
У окна постаревший каштан…
***
Мы в детстве любили играть в чехарду,
Пускали воздушного змея.
От игр, что забыты стране на беду,
Мы все становились добрее.
Вот так и взрастился народец иной,
Окончилось время народа.
Сквозит сквозь пространство Отчизны родной
Пропахшая злом непогода…
***
Мой путь был в юности неровен,
В ухабах были те года,
Наверно, был я очень скромен,
Или наивен был тогда.
Я жил порою, как в темнице,
В навек исчезнувшей стране,
И зря, наверно, звал синицу,
Когда журавль курлыкал мне.
Уже давным-давно старею
В иных – столетье и стране,
И так страдаю, так болею,
Когда журавль курлычет мне.
***
Завершается атомный век
Заключительным актом люстрации:
Все живое загнал человек,
В том числе и себя, в резервацию.
Как дрались миллионной гурьбой!
Как кровища веками хлестала!
Человечество в битве с собой
Человека в себе потеряло.
Когда край резанёт по плечу
Стужей новой неведомой вечности,
В храм приду и поставлю свечу
Убиенной людьми человечности…
https://rospisatel.ru/kekshin-novoje.html
