Предлагаем вашему вниманию новые короткие рассказы члена Союза писателей России, в недавнем прошлом главного редактора газеты «Районные новости» Николая Аверьяновича Шатохина.
Двойня
Эту историю рассказала мне моя кума Варя.
Приключилась история буквально на её глазах в Севской райбольнице, где она в середине семидесятых рожала свою вторую дочь.
– В палате вместе со мной лежала женщина, примерно моего возраста «далеко за сорок», – начала Варя. – Как и я, соседка по палате долго не подозревала, что беременна. Грешила на сбой в организме, у женщин, разменявших пятый десяток, это не редкость. А когда выбралась, наконец, к врачу-гинекологу, срок составлял около четырёх месяцев, делать аборт было поздно… В общем, пришлось смириться…
– Однажды, – продолжила кума, – в нашу палату привели молоденькую девушку лет девятнадцати-двадцати двух. Она, не переставая, плакала.
– Ну что ты так убиваешься? – по очереди успокаивали мы свою мокроглазую подругу по несчастью. – Не ты первая, не ты последняя. Ничего, потерпишь. Такая уж наша бабья доля…
Уговоры на девушку не действовали совсем. Наоборот, она еще сильнее заливалась слезами.
Вскоре мы поняли, что девчина, ни грядущей боли боится, причина её переживаний в чём-то другом. В чём?
Рыдая, будущая мама держала перед собой на ладони не то обрывок бумаги, не то фотографию. И чем внимательнее вглядывалась в неё, тем жалостнее плакала.
– Поделись с нами своим горем, легче станет, – настойчиво убеждала девушку моя соседка.
Наконец, та не выдержала, призналась. Она сирота, недавно приехала по направлению на Севский овощесушильный завод технологом. Здесь познакомилась с парнем, полюбила его. Он тоже признался в высоких чувствах. Обещал жениться. Но… Обещания оказались пустыми словами. Узнав, что невеста ждёт ребёнка, сразу же бросил её…
– Глупая! И из-за этого расстраиваться? – успокоила девчонку моя товарка – Найдёшь себе ещё сто штук.
– Найдёшь! Так я вам и поверила! Пока найду, пока… а мне сегодня деваться некуда. Квартирная хозяйка, выяснив, что у меня будет первенец, тут же предложила искать жильё… «Не хватало мне ещё в квартире детского гвалта».
– Рожай, поправляйся, а там посмотрим, – неопределённо выразилась моя подруга по палате.
– Кстати, это у тебя фотка ухажёра? – поинтересовалась она.
– Да. Его.
– Дай взглянуть! Стоит ли он твоих горючих слёз или не стоит?
Девушка нехотя подала карточку, словно опасаясь, что и фотка вдруг исчезнет подобно любовнику.
Я заметила, как задрожали руки у женщины, а лицо её мгновенно покрылось миткальной бледностью. Со снимка на неё взирал… Фёдор, родной сын!
С этой минуты соседка окружила девушку заботой и вниманием. Спустя день или два она и вовсе заявила:
– После выписки поедешь ко мне домой!
– Что значит «к вам домой»? Мешать никому не приучена…
– Не помешаешь! Изба большая, всем места хватит.
Вскоре все трое разрешились от бремени…
Мобильных тогда ещё не было, соседка позвонила по больничному телефону в сельсовет, попросила пригласить к аппарату мужа. Через какое-то время он ответил.
– Слушай, у меня неожиданно двойня оказалась, – сообщила супругу “многодетная” мамаша. – Срочно купи ещё комплект детского и приезжай. Да, захвати с собой Федьку. Зачем? Поможет держать младенцев… Тебе с двумя не справиться…
Часа через три у ворот больницы остановилась бричка, застеленная новой попонкой.
Запеленав малюток, свекровь с невесткой вышли на улицу.
– Это, дорогой, тебе, – подала мужу ребёнка «в конверте» моя знакомая.
– А это, сынок, тебе, – вручила другой свёрток Фёдору мамка. – Кстати, знаешь, кто стоит со мной рядом? То-то же!
– Лет через шесть, – вспомнила кума, – я встретила в Севске свою подругу по больничной койке.
– Подрастает внучок? – первым делом поинтересовалась у давней знакомой.
– Какой именно? Их у меня уже трое!
– Живут, стало быть, молодые?
– А что им остаётся? У меня не забалуешь! Между прочим, мы им и дом отдельный с супругом построили. Живите, радуйтесь, детвору рожайте. Что они и делают…
Из череды грехов один особенно не даёт покоя…
Из череды больших и малых грехов чаще всего почему-то возникает в памяти этот. Казалось бы, давно пора поставить крест на нем. Ан нет. Происшествие полувековой давности не отпускает, будоражит…
… Возвращение домой сразу пошло не так, как планировалось. Купленному заранее железнодорожному билету в городе Вилейке, где я гостил у сестры, на станции отправления Молодечно при компассировании потребовалась доплата за комфортность и скорость. То же самое случилось и на ж/д вокзале Минск пассажирский… В общем, и без того тощий мой кошелёк, внезапно катастрофически скукожился. Я понял, что ещё одна доплата меня разорит окончательно. А впереди – был Смоленск, в котором предстояла пересадка на поезд «Ленинград-Мариуполь» и не было гарантии, что так не повторится уже знакомое.
Если с горем-пополам в Смоленске удастся всё же выкрутиться, то на автобус из Дмитриева до Хомутовки денег точно не наскрести. А это ни много ни мало 3 рубля 50 копеек! Было отчего вздыхать и сокрушаться.
Сидевшая со мною в купе брестского экспресса белоруска средних лет, поглядывавшая в мою сторону, не выдержала:
– У вас, молодой человек, что-то случилось? – спросила она участливо.
– Ничего не случилось, я просто не рассчитал свои финансы. – И честно рассказал попутчице всё как есть…
– Ну это дело поправимое, – сказала сердобольная соседка и протянула мне пятирублёвую бумажку.
Отказаться у меня не хватило духу – руку помощи грешно отталкивать…
– Я вам обязательно вышлю долг, как только доеду до дому, – заверил я спасительницу, напишите, пожалуйста, лишь свой адрес.
Неохотно женщина черкнула несколько строк на клочке от газеты. Не читая, я сунул писульку в карман.
Конечно же, первым желанием моим было безотлагательно перевести задолженность этому благородному человеку.
Увы, адреса в кармане не оказалось. Напрасно я прощупывал каждую складку пиджака. Тщетно! Записка пропала бесследно.
Представьте моё состояние! Моё отчаяние!
Его может оценить разве тот, кто оказывался в такой же ситуации. Я буквально не находил себе места. Потерял сон…
«Что подумает обо мне попутчица!» – стучало в висках – «Ну, конечно, – скажет она про себя: «Я и не верила, что получу эту несчастную пятёрку! Обидно то, что юноша клялся и божился переслать долг. Обманщик! Лжец! Жить, считай ещё не начал, а уже научился врать. Вполне возможно, что никаких финансовых затруднений у него и в помине не было…»
Скорее всего, моей благодетельницы давно нет на этом свете, а я не могу и простить себе и сегодня, что невольно подвёл отзывчивую женскую душу, заставил ненароком усомниться в порядочности окружающих людей…
Скупой рыцарь
Таких экземпляров, как он, на миллион населения – один, от силы – два, и то, если сыщешь…
По скупости не уступал Плюшкину. А может и превосходил его. Жил впроголодь. Перебивался, как говорится, с хлеба на воду. Лишь раз в неделю позволял себе тарелку щей в городской чайной. Небольшую свою пенсию целиком относил в Сберкассу. Туда же нес и вырученные жалкие копейки за сданные стеклянные бутылки. С некоторых пор сбор посуды стал для него страстью. Всепоглощающей, навязчивой…
Бывало, идёт по городу, а глаза так и бегают по сторонам, выискивают выброшенную тару. Удачей считал найденный рубль, а если попадались под ногами обронённые кем-то полтинник, реже - сотенная, радовался незнамо как.
По крохам, по грошам скопил приличную сумму. Часть сбережений перевёл в доллары. Под проценты. Голодный, в одежде с чужого плеча (кто что даст), перелистывая сберкнижку, испытывал удовлетворение по сути сродни пушкинскому скупому рыцарю.
Надо сказать, это была вторая его попытка сколотить состояние. Первая окончилась крахом. Из-за собственной скупости – хранил деньги дома в кубышке. Тогда он жил гражданским браком с женщиной по имени Юля, работавшей в паспортном столе. Человек жалостливый, добрый, она одевала, кормила избранника. Долго Юля не решалась предложить сожителю принимать хоть какое-то участие в семейных расходах. А когда решилась, услышала в ответ:
- А чем я могу помочь? Моей зарплаты мастера производственного обучения СПТУ хватает только на сигареты…
Женщина снова отмолчалась. Но с некоторых пор у неё начали появляться дорогостоящие вещи – шапка из чернобурки, кожаные сапоги до колен, роскошная норковая шуба…
На вопрос: за что это всё куплено, Юля не очень убедительно объяснила полученным наследством от тётки. Когда же он догадался заглянуть в заначку, всё сразу прояснилось: там было пусто.. На Юлю, в первую очередь, понятно, подозрения пали, но она категорически ответила: «не брала», «не знала даже о спрятанных накоплениях…» Конечно, он не поверил, порвал с нею все отношения…
«Дураком больше не буду… На мякине меня никому и никогда теперь не провести», -думал он.
Никогда не говори «Никогда!»
Неожиданно в городе появилась старая юношеская любовь нашего героя Жанна из Красноярска.
«Стюардесса по имени Жанна …» Да, утверждалось, что она действительно в молодости летала на местных авиалиниях. Позже окончила заочно педагогический институт. Короче, Жанна окрутила мужика, увезла его на Енисей. Даже быстро сумела характер изменить… Куда девалось его скряжничество! Он бездумно сорил рублями и долларами, бросал направо и налево. Несколько раз супруги летали на юг – в Гагры и Сочи.
И вдруг из Красноярска пришла телеграмма сестре нашего героя: «Скоропостижно скончался. Причина смерти – смерть…»
Ходили слухи, что Жанна вместе с велико-возрастным сыном в ссоре пришили богатенького примака – требовали подписать им на оставшемся банковском счёте деньги, а он заупрямился, отказал. Так ли это, не уверен. Возможно, что это наговор злых языков.
Да, спросите вы, и как звали горе-миллионера? Какая разница! Впрочем, если настаиваете, назовём его Пётр Иванович…
Ей не страшен серый волк…
Хорошо известно выражение «брянский волк». Меньше: «волк тамбовский». Но именно о нём мой следующий рассказ…
Из командировки в другие города я всегда старался привозить сувениры, связанные с историей, географией места посещения. В Тамбове ломать голову над тем, что купить на память, не пришлось. Конечно же, статуэтку доморощенного волка!
Выяснилось, однако, что это не совсем простая задача, точнее: совсем не простая задача! В трёх магазинах подарков и нескольких отделах торговых точек, словно сговорившись, продавцы отвечали: такой товар у нас не залёживается. Сходу разбирают. Наконец, мне повезло. В сердцах решил забрать всех имеющихся в наличии серых разбойников. Числом аж пять! Зачем столько? А друзья, знакомые? Один волчий экземпляр, кажется, до сих пор цел и невредим в Курском Доме литератора. Зато моему собственному зверю не повезло. В то время у нас жила сиамская кошка Матильда. Умнейшее, ласковое, но весьма своенравное существо. Ее мясом не корми, дай пошалить. Иногда и наказывали за баловство.
С появлением в доме тамбовского волка, которого мы поставили на самый верх книжного шкафа, частенько попугивали лесным гостем. Вот, мол, не успокоишься, съест тамбовский волк. Угроза действовала. Но… не долго. Как-то раз среди ночи нас разбудил грохот и звон. Матильда добралась-таки до своего недоброжелателя, столкнула его вниз, сама же, как ни в чем не бывало, спокойно спустилась на пол, дав понять, что ей не страшен любой враг, даже фарфоровый…
Впрок на зимний срок…
Перед глазами черный ржаной хлеб из далекого детства. Довольно большая коврига с зажаристой коричневой корочкой…В той нелегкой несытой жизни случались и светлые моменты… Вот сейчас мать не скупясь отрежет мне горбушку нешуточного размера насущного. Даст зубок-другой чеснока, пододвинет солонку… И начнётся пиршество…
Пир не приходит в наш дом сам собой. Для этого матушке нужно крепко потрудиться. Просеять, и не один раз, муку, учинить, как она говорила, в деже, тесто, используя старую, оставшуюся от прежней выпечки закваску. В закваске, пожалуй, главный секрет успеха. Это своего рода дрожжи далеких веков. Хлебушко получается пышный, легкий, долго не черствеет, не боится плесени.
Да, тесто в деже мать, не уставая, осаживает… Еще и еще. И, наконец, начинает лепить караваи. Они должны выглядеть красиво, привлекательно.
Наступает черед отправлять почти готовое изделие в печь «за жар», то есть, когда дрова прогорят до углей.
Правда, сперва ковригу надо аккуратно, бережно опустить на широкую деревянную лопату. Точнее, на капустный лист или лист луговой черемицы. Это – в летний сезон. Зимой «основой» для хлебов служат дубовые листья.
Чтобы не было дефицита на каравайную подстилку в суровую пору, её запасают впрок. Ближе к осени. Листву нанизывают на толстые замашные нити и подвешивают в сенях, в чуланах, а то и в хате.
Лето и осень – время заготовки дикорастущих плодов, ягод, груш. Их море в окрестных рощах. Попадаются нередко и в полях, в лугах. Яблоки мать разрезает пополам, выкладывает на клеенку или холстину и выносит во двор, поближе к солнцу, стараясь чаще помешивать. Дикие груши сушатся на противнях в печи. Нескольких сеансов высоких температур достаточно, чтобы плоды дошли до кондиций. Зато какой узвар получается! Прямо-таки ядреное вино! Груши, предварительно измельчив в ступе, мать кладет в качестве начинки в пироги. Годится подобная смесь для киселей. Пирог с грушами пойдет за милую душу к чаю…
Всегда много припасали мы орехов лещины. Орехи готовили двумя способами – просушивали на печной лежанке, там и хранили обычно в мешкотаре или просторной холщовой сумке, или прокаливали неоднократно жаром только что протопленной печки. Скажу вам: такие орехи были вкуснее всякого щербета.
Грибы. Чаще для заготовки на зиму шли белые грузди. Несколько дней мать вымачивала грузди в соленой воде, удаляя грязь и горечь. Насчет горечи. Тут было важно: не перестараться, не переборщить Горковатость, если она в меру, придает груздочкам пикантность. Неповторимый вкус. Грибы укладывали в трехведерную кастрюлю, солили, перчили, не забывая придавить тяжелым грузом.
Опята сушили на воздухе и в печке. От моего Варванцева до леса расстояние с километр. За грибами каждый день не находишься. А вот изба тетки Федоры, средней материной сестры из поселка Ивановский, считай, стояла посреди лесной чащобы. Поэтому насушивала тетушка опенок два-три мешка…
Пустая бочка громко гремит…
– Что же он не умолкает, говорит и говорит, не давая никому слова вставить? – с досадой заметил я своему соседу по столу, тоже едва сдерживающему терпение от бесконечной тирады общего знакомого.
– Ничего удивительного! Всё правильно! Пустая бочка всегда громко гремит… – ответил сосед.
Зачем Бог наказывает?
– И за что только меня Бог наказывает? – в сердцах воскликнул я, столкнувшись в очередной раз с какой-то неприятностью.
– А разве не за что? – тут же отозвалась на мой недоуменный возглас, давно нашедшая “дорогу к храму”, знакомая. И посоветовала:
– Правильнее будет спросить: «Зачем ты меня, Господи, караешь?» Затем, чтобы стал лучше, добрее, справедливее…
